стремились максимизировать представительство своих сторонников среди делегатов. Ленинградская губернская партконференция поддержала лозунги «новой оппозиции». На Украине новый первый секретарь Каганович железной рукой обеспечил представительство твердых сталинцев. А самым серьезным ударом для оппозиции стало ее поражение в Москве: Угланой со всей партийной верхушкой столицы перешел на сторону Сталина. Московская конференция солидаризировалась с выступлением на ней Молотова, который заявил: «Мы хорошо знаем, что в деревне имеется кулацкая опасность, но мы не впадаем от этого в панику, мы учитываем трудности развития страны в условиях нэпа и говорим, что на этом пути мы должны укреплять нашу опору — бедноту в деревне, организовать ее вокруг нас и вместе с тем сплачивать и больше смыкаться со всей основной массой деревни»[487].

На XIV съезде, который вошел в учебники истории как съезд индустриализации, собственно об индустриализации сказано было довольно немного. В блеске Андреевского зала Сталин прочел доклад, основанный на идеях его же недавней статьи в «Правде». Отталкиваясь от озвученной Молотовым на октябрьском пленуме концепции двух уклонов, Сталин заявил:

— Вы спросите, какой уклон хуже? Нельзя так ставить вопрос. Оба они хуже, и первый и второй уклоны.

Но при этом он подчеркнул, что партия должна сосредоточить усилия на борьбе с тем уклоном, который преувеличивает кулацкую опасность, поскольку эти идеи гораздо более популярны в партии и за ними стоит авторитет видных лидеров. Другой выпад касался социализма в одной стране:

— И без помощи со стороны мы унывать не станем, караул кричать не будем, своей работы не бросим (^аплодисменты) и трудностей не убоимся[488].

Намеков на оппозицию в организационном докладе Молотова не было вообще. Главными были объявлены три задачи: рост массовых пролетарских организаций и оживление их работы, усиление влияния в них партии и роста вокруг нее беспартийного пролетарского актива[489].

После исчерпания повестки первого дня работы съезда в президиум поступило заявление от сорока трех делегатов с просьбой предоставить слово для содоклада Зиновьеву: «Ленин думал, что у нас островок социализма, да и тот затонул… Местами кулак начинает возвращать себе раскулаченную землю… Против сползания мы обязаны бороться, хотя бы и в меньшинстве»[490]. Сталинисты солидаризировались с «новой оппозицией» в критике «перегибов нэпа», но не считали пока атаку на кулака актуальной задачей.

— Есть ли какой-нибудь спор о том, что партия должна бороться против отрицательных сторон нэпа? Конечно, никакого спора в нашей партии по этому вопросу нет и не должно быть, — доказывал Молотов. — Но перед нами сейчас главный вопрос не в том, чтобы сломить растущую опасность влияния 3–4 процентов кулачества в деревне, якобы угрожающих Советской власти, — перед нами теперь главная трудность заключается в том, как подойти и как организовать и сплотить вокруг себя основную массу деревни[491].

Оппозиция требовала осуждения взглядов Бухарина и его школы, считая их наибольшей угрозой для партии, а Сталина — покровителем антиленинской линии правых. Сталинцы брали бухаринцев под защиту, отмежевавшись от лозунга «Обогащайтесь!»:

— Когда превращают отдельные ошибки в особую линию, это является уже желанием создать такое положение в партии, которое порождало бы недоверие к самым лучшим работникам нашей партии, одним из которых является, по признанию всей партии, тов. Бухарин[492], - говорил Молотов.

Сталин разразился тирадой об ошибках Зиновьева и Каменева времен Октября, по сравнению с которыми, по его мнению, ошибки Бухарина были детскими игрушками. Пассаж речи генсека в защиту Бухарина, опубликованный в собрании его сочинений, обрывается словами: «Чего собственно хотят от Бухарина?» Но в протоколах съезда зафиксировано продолжение: «Крови Бухарина требуете? Не дадим вам его крови, так и знайте»[493]. «Новая оппозиция» обвинила ЦК в осуществлении переворота в московской организации. Угланов в ответ припомнил обстоятельства своего появления в столице:

— Когда товарищи Зиновьев и Каменев рядили меня в Москву на работу, они при этом вели со мной такие разговоры, из которых я понимал, что они прививают мне по пути свои разногласия со Сталиным[494].

Наконец, «новая оппозиция» настаивала на реформировании руководящих органов, создании «полновластного Политбюро» и отставке Сталина. Произнести эти слова было поручено Каменеву:

— Мы против того, чтобы создавать теорию «вождя», мы против того, чтобы делать «вождя». Я пришел к убеждению, что т. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба.

В защиту генсека сталинцы и бухаринцы выступили активно и единым фронтом[495]. Подвел итог дискуссии Сталин:

— Поклонов в отношении вождей не будет. Партия хочет единства, и она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них — если они этого не захотят[496].

Молотов отыгрался на теме реформы ПБ:

— Ну, товарищи, был когда-то у меньшевиков лозунг «полновластная государственная дума», этим заменялся тогда лозунг «учредительного собрания». Но чтобы у нас требовали «полновластного Политбюро» — до этого еще не доходили. Я знаю, что у нас председателем Политбюро состоял в течение последних лет неизменно товарищ Каменев. Не знаю, о чем он до сих пор думал, если председательствовал на таком Политбюро, у которого никакой власти не было. Нужно, говорят, полновластное Политбюро, но полновластие понимается такое, если у товарищей Зиновьева и Каменева будет большинство. Съезд ждет, съезд хочет, съезд надеется, съезд уверен, что ленинградская организация в целом, вся как одна, преодолевая колебания отдельных товарищей, преодолевая неуверенность перед огромными трудностями в среде отдельных частей рабочих, пойдет по тому пути, по которому идет партия, по которому идет наш партийный съезд. (Аплодисменты. Все встают, кроме товарищей ленинградцев.[497]

Против «Обращения» съезда с осуждением оппозиционеров голосуют только 36 делегатов — размеры меньшинства, неопасные для ЦК, становятся ясными. Каменева лишают возможности выступить с уже включенным в повестку дня докладом о хозяйственной политике. Доклад Зиновьева о работе Коминтерна заслушали, но 100 человек воздержались при голосовании по предложенной им резолюции. На съезде появились «откликнувшиеся на “Обращение” посланцы ленинградского пролетариата», которые стали выходить на трибуну со словами горячей поддержки решений съезда. А что же Троцкий? Его забавляло все происходящее, особенно унижение его давних оппонентов Зиновьева и Каменева. Сближению троцкистов и зиновьевцев в тот момент препятствовало то обстоятельство, что одним из пунктов обвинений «новой оппозиции» в адрес команды Сталина было «покровительство Троцкому»[498].

XIV съезд заканчивал свою работу поздно ночью 31 декабря. Уже 1 января 1926 года собрался пленум ЦК. В новом составе Политбюро не было Каменева (его перевели в кандидаты в члены ПБ), зато впервые появлялись фамилии Молотова, Калинина и Ворошилова. Кандидатами были избраны Дзержинский, Рудзутак, Угланов и